Он садится с нею рядом,

Он берет ее за плечи,

и причудливым узором засверкает его речь:



<<Слушай, там, далеко-далеко, есть земля.

Там Новый Год, ты не поверишь, там Новый Год два раза в год, вот.

Там снег, там столько снега,

что если б я там не был сам,

Я б не поверил, что бывает столько снега,

что земля не видит неба,

и звездам не видать с вершин,

как посреди огней вечерних и гудков машин

мчится тихий огонек моей души>>.



Тихо-тихо-тихо! там Нью-Йорк говорит с Москвой:

<<Москва, Москва, забери меня домой!>>

долгою упрямою строкой

бежит дорога подо мной,

еще чуть-чуть и распрощаемся с землей!

А ей клянется, что вернется:

<<Совру так с места не сойду!>>

Врет... сойдет...



<<... Посреди огней вечерних и гудков машин

мчится огонек моей души...>>



Посреди огней вечерних и гудков машин

мчится тихий огонек его души.



Какая глупость, право, верить его словам,

а не поверить - грех
,

тому, который веселее и светлее их всех, эх!

Она молчит и улыбается ему, тому,

который возвращается...



Посреди огней вечерних и гудков машин

мчится тихий огонек его души.

Посреди огней вечерних и гудков машин

мчится тихий огонек моей души.